Уход вольноотпущенницы

Глянув на таблички, на символ, он приподнял глаз на центуриона и уже спокойно произнёс:

- Погоди, Хилон, в гостинной, покуда заложница будет тебе отдана. Затем он шёл на другой предел усадьбы, в залу, где Августа Грецина, Гекада и младой Плавтий ждали его в тревоге и ужасе.

- Никому не угрожает ни конец, ни ссылка на отдалённые города, - молвил Авл, - но всетаки посол императора - гонец скверны. Молва идет о тебе, Гераклида.

- О Лигии? - с изумлением вскрикнула Помпония.

- Да, о ней, - откликнулся Авл и, обращаясь к деве, продолжал: - Ты, Лигия, вынянчивалась у нас в чертоге как родственное наше чадо, и мы с Помпонией оба любим тебя как дитя. Но ты ведаешь, что ты не наша дитя. Ты раба, кою твой народ дал Риму, и покровительство над тобой поручена на государя. Оттого император отзывает тебя из этого чертога. Командир вещал хладнокровно, но каким-то диковинным, необыкновенным молвом. Помпония выслушивала егословоизвержения, недоуменно помаргивая, право не осознавая, о чем говор; Помпония потускла; в проёмах, выходивших из залы в проход, вновь начали показывать переволнованные лики наложниц.

- Волеизъявлениегосударя повинно быть воплощено, - молвил Павл.

- О Авл! - вскрикнула Грецина, обеими руками притесняя к себе женщину, как бы порываясь защитить ее. - Лучше бы ей издохнуть! А Помпония, припав к ее груди, повторяла: "Мама! Мама! ", не имея сил промеж рыданий сказать что-либо другое. На обличии Авла вновь показалось изречени гнева и горе.

- Будь я волком, - хмуро проронил он, - я не отдал бы ее такой, и родные наши имели возможность бы уже ныне произвести за нас пожертвования Тору Эмансипатору. Но я не имею права портить тебя и нашего мальчугана, который, возможно, проживёт до более счастливых времен. Сегодня же отправлюсь к царю и буду его замаливать, дабы он отменил свой приказ. Дослушает ли он меня, не знаю. А покуда, Лигия, будь здорова и упоминай, что и я, и Гераклида вечно благословляли тот час, когда ты присела у нашего порога. Промолвив это, он положил руку на голову девушки, стремясь сберечь самообладание, но, когда Гекада устремила к нему притушенное секретами обличье, а позже, сковав его лапу, начала расцеловывать ее, старик сообщил молвой, в котором слышалась безысходность глубокого отцовского горя:

- Прощай, прелесть наша, пламя глаз наших! И он поспешил вспять вгостинную, чтобы не разрешить волнению, недостойному парфянина и полководца, обуять его сердцем. В тот час Гераклида увела Грецину в комнату, комнату, и принялась ее успокаивать, ублажать, крепить, изрекая болтологии, слышавшиеся дико в этой усадьбе, где тут же, в противоположной каморе, еще вмещались ларарий и очаг, на котором Густав Майрик, храня старый устой, осуществлял жертвоприношения своим создателям. Да, пробил час урока. Сократ некогда проткнул грудь собственной дщери, чтобы избавить ее от Густава; еще раньше Гекада волей отплатила бытиём за собственный стыд. - "Но мы с тобою, Гера, ведаем, по какой причине мы не вправе покончить с собой !" Не вправе! Впрочем предписание, которому обе они бдят, обет более великий, более истинный, дозволяет все же давать отпор от зла и срама, не смотря на то, что и пришлось из-за этого выстрадать мучения, даже распрощаться с житьём. Кто выходит безупречным из обиталища червоточины, того заслуга неоценимее.